Рубрика «Юбилеи»
Преступления фашизма и узники концлагерей.
«Поклон глубокий до земли
солдатам павшим и живущим»
Вряд ли есть семья, которой не коснулась война. У кого-то воевал дед, у кого-то отец, сын, муж. Мы рассказываем из поколения в поколенье об их светлом подвиге, чтим память. Передаем дедовские медали и о каждой из них рассказываем своим детям. Эта за мужество, вот эта – за отвагу…. Это наша история, история семьи, история нашей страны. Мы приводим детей 9 мая к вечному огню и рассказываем про день Великой Победы, день победы нашего народа над фашизмом.
День Победы - самая трагичная и трогательная дата! Победа в Великой Отечественной войне – подвиг и слава нашего народа. Как бы ни менялись за последние годы факты нашей истории, 9 мая – День Победы – остается неизменным, всеми любимым, дорогим, трагичным и скорбным, но в то же время и светлым праздником.
Я расскажу вам об узнике, который побывал в трех концлагерях – «Бухенвальде», «Доре», «Берген-Бельзене». Я лично была знакома с этим человеком на протяжении 20 лет. Это участник Великой Отечественной войны Андриенко Михаил Артемьевич, 1920 года рождения, житель с. Хомутинино Увельского района Челябинской области, умерший в 2001 году, похоронен в родном селе Хомутинино. Михаил Артемьевич не мог говорить о войне без слёз. В апреле 1941 года, будучи военнослужащим, строил оборонительную линию в Литве, куда его отправили из Благовещенска. Валили на границе лес. При нападении немцев оказали сопротивление. Каунас был взят немцами уже 22 июня 1941 года и солдаты, в числе которых был и Андриенко М.А., были окружены и взяты в плен. С этого момента жизнь началась такая, что жизнью её и назвать-то, наверное, нельзя. Преступления фашизма - это истребление, порабощение и ссылка гражданского населения в военные годы на оккупированные территории. Кого-то отправляли в рабство, а большую часть населения в концлагеря. В лагерях совершали акты насилия с особой жестокостью по отношению к гражданскому населению. Насилие осуществляли по политическим, расовым или религиозным мотивам. Фашизм повинен в невероятном количестве преступлений. Но, пожалуй, самым чудовищным из всего созданного фашистами была система концлагерей. Заключенных использовали на различных предприятиях, их истязали, практиковали на них опыты, отравляли газом, расстреливали, вешали, сжигали в топках или в ангарах, закапывали живыми в траншеях, морили голодом, резали, насиловали. На фронте одно, смерть от врага с оружием в руках, тебя могут убить, но и ты можешь убить, а в плену ты безоружен, беспомощен, где тебя могут убить в любую минуту. После 3-х дней тюрьмы он оказался за колючей проволокой, где было 40 тысяч военнопленных. Крыши над головой никакой, только территория поделена на клетки, в каждой из них по 5 тысяч.
Загнали их в санпропускник грязных, лохматых и оборванных. Хотели остричь машинками, но не смогли. Все были завшивлены. Пришлось немцам организовать мытье прибывших. Со вшами боролись, закапывая вещи в землю, вырывая ее руками и оставляли кусочек одежды наверху, чтобы вши собрались и потом их стряхивали на землю, которая и так кишела вшами. С этого лагеря заключенных, по договоренности с начальством, забирали к себе на работу немецкие помещики, заставляя выполнять самую тяжелую фермерскую работу на полях, работы на строительстве железных дорог, таская шпалы. Вот и Михаилу Артемьевичу пришлось поработать в рабстве. Кормили очень плохо, да и то один раз в день. Однажды он не сумел с грузом перешагнуть через свиное корыто метровой ширины, и его опять решили вернуть за колючую проволоку. Прослышав, что их хотят отправить в Норвегию долбить какую-то скалу, Михаил Артемьевич с двумя товарищами задумали побег из этого рабства. Сбежать удалось. Спрятались. Но в чужой стране без средств существования трудно выжить. Увидели состав поезда и попытались залезть на крышу вагона. Удалось только Михаилу Артемьевичу. Сколько километров удалось проехать, он не помнил. Как только спустился с крыши, его схватило гестапо.
Похудел за это время до 47 килограммов при росте 178 сантиметров. Из Литвы его увезли в Германию и поместили в концлагерь «Бухенвальд».
«Бухенвальд» имел 138 концлагерей – филиалов. Располагался близ города Веймара, в Тюрингии. Несмотря на то, что официально «Бухенвальд» не имел статуса «лагеря смерти», но уже с лета 1937 года там начали уничтожать людей. С 1937 по 1945 годы в лагере было заключено 250 000 человек. В нем рассортировывали привезенных по национальностям. У кого были золотые зубы, сразу же выбивали. При санобработке заставляли прыгать в ванну с креолином и обмывали холодной водой из брандспойта. На полосатой одежде были разные обозначения, по которым сразу видно было, кто из какой страны. Михаила Артемьевича определили в малый лагерь, выполнявший роль конденсата.
В лагерях люди вынуждены были пройти всевозможные круги ада, и неоднократно умереть, но судьба оказывалась к некоторым благосклонной, и каждый раз каким-то чудом дарила им жизнь. Наверное, тем самым, отдавая дань их стойкости, находчивости, жизнелюбию, здоровью, вере в людей и в Победу! В лагере было очень много раненых военнопленных, им не оказывали никакой медицинской помощи. Находились все под открытым небом, пекло солнце, поливал дождь. Еду давали один раз в день: пол-литра брюквы. Часто в лагерь заходили эсэсовцы и издевались над военнопленными: кидали в кучу сухари, огрызки хлеба и смеясь наблюдали как пленные хватали еду, толкая друг друга, могли иногда все это действие фотографировать.
В лагерях гестапо вербовало предателей из заключенных и назначало из них полицаев, им отводилось отдельное помещение, в котором устраивались допросы военнопленных с помощью отобранных из добровольцев полицаев. В связи с тем, что в лагерях было много предателей, опасно было что-то обсуждать, особенно на политические темы, говорить о сводке сражений. Немцы считали, что необходимо изолировать всех евреев, политруков, комиссаров и преданных советских людей. Военнопленные никаких записей не вели, так как обыскивали всех и все забирали, иногда для проверки догола раздевали. Гестаповцы били по костяшкам ног, по голове. Били, били, били. И от боли пленные решались на все их слова на допросе говорить «да», чтобы мучения быстрее закончились и их расстреляли бы. Спрашивали – коммунист, отвечали – коммунист, хотя коммунистами никогда и не были. Было какое – то облегчение: не нужно больше бояться, не нужно скрываться, что кто-то заподозрит и выдаст гестапо. Неопределенность, неизвестность уже закончились, сейчас расстреляют и всем мучениям придет конец. Крематорий работал круглые сутки, и все время валил черный густой дым с запахом человеческого мяса.
Впоследствии многие спрашивали, каким образом он остался в живых. Он и сам не знал ответа на этот вопрос «Когда вот-вот кажется конец, я неминуемо должен был погибнуть, но судьба распоряжалась иначе, поворачивало все в другую сторону, и я оставался жить». В концлагерях Германии старались всегда соблюдать чистоту, фашисты боялись эпидемии тифа и других заразных болезней, поэтому и следили за чистотой в бараках. Заключенных заставляли утром и вечером по пояс мыться ледяной водой, водили в баню, стригли и брили, меняли белье, но такое было не во всех лагерях. Непосильная работа, избиение, слабость. Могли кувалдой бить по спинам, палками по ушам, голове. Работали в каменоломне, эсэсовцы следили, чтобы тачки с песком или камнями были нагружены полными, и чтобы лопатами грузили полными, в противном случае следовало избиение. Все приказания выполнять следовало только бегом, не выполнишь - палками или пуля в лоб. И так целыми днями. К концу дня не было сил уже двигаться. На работу выходили в любую погоду: дождь, снег, мороз. «Мы мокли под дождем, работая, а эсэсовцы в плащах надзирали». При малейших нарушениях били лопатами, да и что попадется под руки. Они постоянно твердили себе, что нужно крепиться, идти и идти без остановки – это было их единственное спасение. Неимоверно тяжелая работа и плохое питание изнуряло военнопленных. Пленные от этого становились худыми, еле двигались и не были похожи на нормальных людей.
В бараках все время ждали, вот-вот вызовут, но иногда ничего не случалось, и все радостно вздыхали, что еще один день прожит. От изнурительного смертельного труда, ежедневных издевательств, избиений, недостатка еды, пленных с каждым днем становилось меньше. Больные умирали, а слабых – расстреливали. Пленных убивали за то, что они больше не в состоянии работать. Как можно было одолеть такой тяжелый труд! Еле-еле добирались до лагеря – ноги не передвигались. «Какая сила еще держала нас, не знали. Так хотелось отдохнуть, набраться сил, чтобы можно было еще продолжать бороться со смертью». Нам казалось, что мы доживаем последние дни, иногда так хотелось побыстрее умереть. Мы были убеждены, что мы долго не протянем и зря только мучаемся от ежедневных избиений, ледяного душа, многочасового стояния или лежания во дворе лагеря полураздетыми да еще и полуголодными. Ежедневно умирало очень много заключенных. В лагерях, на оккупированных территориях, погибали больше 90% заключенных, потому что их надо было кормить, охранять. Немцы отгораживали колючей проволокой землю, помещали пленных, бросали им что-нибудь не нужное, вплоть до дохлых лошадей. Еду бросали в кучу людей как собакам. Они оставляли их на произвол судьбы - умирать.
Побои когда-то заканчивались, а голод не заканчивался никогда, им давали такую бурду, что от нее еще больше хотелось есть. Если давали дурно пахнущую жидкость, то ложек не давали. Этим подавляли все человеческие чувства. Свиньи эти помои не ели бы. В лагере пищу себе еще надо было отнять у таких же людей. Выживали еще потому, что включались какие-то фантастические резервы выживания. Никто не был готов к лагерям. Не было ничего страшнее. Люди были все одинаковые. Возведение насилия и тотальности в абсолют. Люди были сбиты в массы. Они сами себя не узнавали. В себе видели другого человека, жизнь вносилась в смерть. В людях угасали все человеческие качества, их могли бить, колоть, делать прижигания, они почти на эти пытки не реагировали. Давили на психику пытками, люди скручивались. Людей похожих на зомби боялись вновь поступившие заключенные, от них не знали что ждать. Люди исчезали полностью, их сжигали, и не было у них ни могилки, ни места, куда можно было прийти родственникам помянуть их.
С 1943 года номера стали делать на руке, а новорожденным на бедре. Когда присвоили номер, забываешь уже свое имя, так как тебя зовут по номеру. В тебе стирают этим человека, личность. Везде висели таблички в лагере «Мой руки перед едой», а еды-то не было. Где росли цветы, это место еще больше тревожило психику и толкало на побег, так как это напоминало волю, свободу, которой они были лишены и лишены навсегда. Ломали психику через круглосуточное насилие. Все вокруг мучило и заставляло страдать. Мозг уже не реагировал на эти издевательства, и только тело не могло не реагировать. Думали лишь о том, долго ли будут мучить.
Из лагерей не отпускали, заключенных переводили из одного лагеря в другой. Если совершали побеги, то практически почти всегда их возвращали, но уже в другой лагерь, и редко кто из них выживал, как правило, их или убивали или сжигали. Выживали больше те, у кого была более развита система ценностей, это у советских людей и евреев. Людей заставляли себе придумывать, «надумывать» вину и с ней они существовали все отведенное для них время для жизни, а вернее до смерти, только не зная, когда она придет и какая…
Считают, что на территории Германии не было ни одного лагеря смерти, были трудовые лагеря, даже «Бухенвальд» был создан как трудовой лагерь, хотя на самом деле все концлагеря были лагерями смерти. Никакого значения не было, женщины ли, дети ли в лагере, они были просто заключенными. Страшно было подумать тогда о том, как немцы, они же тоже люди, могут уничтожать таких же живых людей. Они просто напросто расчеловечивали людей, делая из них скотину.
В концлагерях Германии, Латвии, Польши содержание было получше, пленные были для немцев хуже скотины, кормили так, чтобы как-то теплилась в них жизнь и главное могли работать. В лагерях надо было быстро осваиваться и прожить на скудные пайки. В лагерях выгоняли на работу каждый день. Английские военнопленные были на особом условии: (присылали посылки родные, и получали посылки от красного креста, продукты, лекарство, заработная плата начислялась у них там, в стране, немцы давали им пайки, а у наших было другое отношение к своим бойцам, попавшим в плен, их считали изменниками Родины, предателями, их кормили баландой, которая так воняла, что есть её было невозможно.
Потом Андриенко М.А. попал в подземный лагерь «Дора», тётя Дора, как его называли заключенные. «Дора – Миттельбау» образован 28.08.1943 года в 5 км от г. Нордхаузена в Тюрингии, Германии, как подразделение уже существующего лагеря «Бухенвальд». В подземных цехах изготовлялось оружие возмездия «Фау-1» и «Фау-2». Там выпускали секретные ракеты Брауна. Работали на заводе 23 тысяч человек. Ежедневно в нем погибали от 500 до 2000 человек. В 1944 году «Освенцим» эвакуировали в «Дору». «Освенцим» – с 1940-1945 годы в гау Верхняя Силезия к западу от Генерал-губернаторства, около города Освенцима, который в 1939 году указом Гитлера был присоединен к территории третьего рейха, в 60 км к западу от Кракова (немецкое название «Аушвиц», польское «Освенцим»).
Сжигать крематорий там не успевал, людей обливали бензином и сжигали прямо на территории лагеря. Когда у Андриенко М.А. спрашивали «Как можно было жить, постоянно сталкиваясь со смертью, ощущая её близкое дыхание» он отвечал: «Привык. Все было уже безразлично. Мы уже похоронили себя».
В конце марта 1945 года стало тревожно и неспокойно в лагере, очень слышна была артиллерийская стрельба, часто объявлялись воздушные тревоги – все это позволяло думать, что фронт приближается и скоро Победа. Это улучшало настроение и поднимало дух. Сердцем чувствовали, вот-вот война закончится, может судьба улыбнется, надо во что бы ни стало крепиться и терпеть.
В начале апреля уже 1945 года их погрузили в вагоны и повезли в другой лагерь - «Бельзен». Берген - Бельзен – нацистский концентрационный лагерь, располагавшийся в провинции Ганновер в миле от деревни Бельзен и в нескольких километрах к югу-западу от города Берген (сегодня территория нижней Саксонии). Привезли в этот лагерь, чтобы сжечь, но не успели, там еще своих не всех сожгли. В лагере «Берген-Бельзен» крематорий работал день и ночь, люди были дровами для печей в крематории. Пламя, 78 метров высотой было видно всем заключенным. Рассеивали пепел людей на поля, так его было много и некуда девать.
Это шли не люди, а почти трупы, им было все равно, куда и зачем идти. Лагерь «Берген-Бельзен» называли фабрикой смерти. На его территории со слов заключенных, находилось около 200 тысяч человек. При приближении линии фронта фашисты эвакуировали заключенных из других концлагерей и направили в «Берген-Бельзен» для уничтожения. Здесь почти не расстреливали – просто не давали есть и пить. Заключенные умирали от голода и жажды сами по себе. Крематорий не успевал сжигать мертвых, а заключенных, которые еле-еле двигались, заставляли копать ямы и укладывать в них трупы. Трупы валялись по всему лагерю. Заключенные к рукам и ногам трупов привязывали веревки или ремни, и вчетвером тащили трупы в ямы. Никто из заключенных в этом лагере не работал, бродили толпами и в одиночку, зная только одно, всех ждет голодная смерть. Такого ужаса, какой приходилось видеть заключенным, не было ни в одном из концлагерей. Здесь была грязь, вши. Уборных, воды и еды не было. В бараках отсутствовали койки, перегородок не было ни каких. На полах были настелены матрацы, на которых лежали заключенные, и живые, и мертвые, все вместе. Весь пол кишел вшами. Заключенные с каждым днем становились слабее и слабее, бродили по лагерю голодные, заходили в бараки - ложились, падали, засыпали и больше не вставали – умирали от голода. Некоторые заключенные были еще живы, но вставать уже не могли, сил не было. На следующий день те, которые не в состоянии подняться, тоже умирали. Их выносили, на их место ложились другие и так ежедневно.
Тысячами в день умирали заключенные в лагере «Берген-Бельзен». Воды не было. В одном из бараков вода только капала из крана. Весь барак был загажен. Силы с каждым днем таяли, но старались больше ходить, двигаться, так как лечь и лежать – это неминуемая смерть. Вот – вот конец войны, нужно продержаться еще. Быть может, несколько дней и придет освобождение. «Через несколько дней я заметно ослаб, силы совсем покинули меня. Как ни старался я быть в движении, но слабость все же меня поборола, и я слег. Я лежал и ждал смерти, а рядом лежали мои товарищи. Вдруг слышим, поблизости артиллерия бьет. Эсэсовцы бегут из лагеря, а часовые на вышках вывесили белые флаги. Хотелось встать, но не было сил. Как могли, стали выползать из бараков. Радости нашей не было конца. Мы обнимали друг друга, плакали и плакали от счастья, от бессилия, а кто-то смеялся, это все психика. Большинство немцев заблаговременно сбежали, а оставшихся заключенные в дикой ненависти к ним, веревками рвали их на куски. Врача же, тоже немца, носили на руках за то, что не дал отравить их всех».
Освободили концлагерь «Берген-Бельзен» союзные войска – американцы и англичане 25.04.1945 года. Утром 26 апреля 1945 года нам раздавали еду: молоко, хлеб, колбасу, масло, шоколад. Еду давали без ограничений, но предупреждали, чтобы кушали понемножку. Слышали вой снарядов, также в рупоры кричали «Вы свободны»! Целовали даже броню танков. Люди сходили с ума. Умирали, уже зная, что они свободны от истощения. Теперь мы все хотели вырваться, как можно скорей из этого лагеря, так как шло распространение дизентерии. «Цифры замученных, которые выбиты на плитах в «Берген-Бельзен», надо умножить как минимум на 10», - говорил М.А. Андриенко».
Несколько недель мы пешком, где попутной подводой, где поездом продвигались по Германии. Заходили в дома – кое-кто нам давал поесть, а иногда и предлагали переночевать.
Из Германии до Белоруссии Михаил Артемьевич шагал пешком. И почти добрался, но его вместе с другими увезли в Соликамск Пермской области и опять поместили в зону до проверки. Проверяли почти год. Отпустили, но паспорт он не получил. Денег не было. Из Соликамска до Москвы ехал на крыше вагона поезда. В Москве брат дал денег на дорогу. И только в 1947 году Михаил Артемьевич смог увидеть мать. Не узнала она своего сына, не видела его 10 лет. Вернулся он с выбитыми в локтях руками, подорванным здоровьем, инвалидом 2 группы по состоянию здоровья. Был награжден медалью «За победу над Германией», двумя орденами: «Георгий Жуков», «Отечественная война», и 7 юбилейными медалями: «Победа в ВОВ», и 3 медалями за труд в мирное время. Позавидовать и поучиться можно на примере этого человека, участника ВОВ. Это был согнутый временем и болезнями, но несгибаемый человек, обладающий оптимизмом и трудолюбием.
9 мая 1945 года… Все дальше и дальше теперь от нас эта дата. Но мы помним, какой ценой досталась нашим дедам эта великая Победа.
Время неумолимо. Уходят из жизни оставшиеся после войны в живых солдаты Великой Отечественной. Уходят в легенды, воспоминания, мемориалы, стихи, песни.
И тем насущнее, тем острее становится благородный долг живущих – всемерно позаботиться о каждом, кого еще не добила война. Их остается меньше и меньше, дорогих наших фронтовиков, да и надо им так мало: чуточку доброты и душевного тепла, внимания и заботы в те трудные минуты, когда болят и ноют старые раны, когда что-то не складывается в жизни!
Все реже мы встречаем Вас живых,
И встречи эти чувствуем острее…
Участники сражений фронтовых
Как старит Вас безжалостное время!
Все чаще Вам необходим покой,
Но верю я и помню, ветераны,
Что раны Ваши – всей России раны,
И то, что вечно в памяти людской!
Тем, кто ушел от нас навсегда, уже
Никогда и ничего не нужно.
Это не мертвым, а живым нужно, чтобы не угасала память о прошлом, чтобы высились обелиски в честь погибших и выживших солдат. Чтобы всегда были ухожены могилы наших защитников. Это нужно нам, живущим, чтобы не зачерствели наши сердца. Чтобы мы передавали огонь памяти о воинах - защитниках, военных годах нашим детям, внукам и правнукам, чтобы они помнили и были благодарны предкам за победу в ВОВ.
На сегодня в Увельском районе осталось всего 10 участников ВОВ, 2 узницы, 154 труженика тыла, 273 человека категории «Дети войны».
Берегите ветеранов и память о них, дорогие друзья!
Начальник архивного отдела
администрации Увельского
муниципального района
Н.И. Воронова